– Мне очень жаль, но мисс Эванс уже прислала за посылкой, – вежливо ответил портье. Вскоре появился Кемаль, забрал коробку и исчез.
– Она даже не желает больше поделиться с нами, – проворчал Хуан Сантос. – Как слава портит людей!
Следующие несколько недель Дейна исправно выходила в эфир, но больше не появлялась в отеле. Негодование корреспондентов все росло. Дейна и ее заносчивость стали основной темой разговоров за столом. Когда в один прекрасный день на имя девушки прибыла очередная посылка, Петров подошел к портье:
– Мисс Эванс уже прислала за коробкой?
– Да, сэр.
Петров поспешил в ресторан.
– У портье очередная посылка. Кто-то должен за ней приехать. Почему бы нам не проследить за ним и не высказать мисс Эванс все, что мы о ней думаем?
Послышался одобрительный гул голосов. Когда в дверях отеля появился Кемаль, Николай спросил:
– Ты забираешь это для мисс Эванс?
Кемаль кивнул.
– Она хотела встретиться с нами. Мы поедем с тобой.
Кемаль недоуменно взглянул на него и пожал плечами.
– Мы отвезем тебя, – пообещал русский. – Покажешь дорогу.
Вскоре караван машин потянулся по пустынным улицам. На окраине города стояло старое разбомбленное здание. Кемаль сделал знак остановиться.
– Иди вперед и отнеси посылку, – велел Николай. – Мы хотим сделать ей сюрприз.
Подождав, пока Кемаль войдет в дом, журналисты распахнули дверь, ворвались всей толпой и потрясенно замерли. В комнате было полно детей всех возрастов и цветов кожи. Большинство были калеками. Вдоль стены стояло с дюжину армейских коек. Дейна раздавала ребятишкам содержимое посылки и, услышав шум, удивленно вытаращила глаза.
– Что… что вы тут делаете?
Родерик смущенно огляделся.
– Простите, Дейна. Мы ошибались. Думали…
Дейна чуть насмешливо покосилась на него.
– Понятно. Но видите ли, они сироты. Им некуда деться, никому нет до них дела. Многие лежали в госпитале, когда в него угодила бомба. Если полиция найдет бедняг, их просто-напросто упрячут в так называемые приюты, где они рано или поздно погибнут от голода и холода. Но если они останутся здесь, то все равно умрут. Я пытаюсь сообразить, как лучше вывезти их из страны, но пока ничего не выходит. – И, оглядев собравшихся, она умоляюще прошептала: – Может, вы что-нибудь придумаете?
– Кажется, у меня есть идея, – Медленно выговорил Манн. – Сегодня в Париж вылетает самолет Красного Креста. Пилот – мой друг.
– И вы поговорите с ним? – с надеждой спросила Дейна.
– Согласен.
– Погодите! – запротестовал Петров. – Мы не имеем права впутываться в такую историю! Нас вышлют из Сараево!
– А вы и так не имеете к этому никакого отношения, – бросил Манн. – Мы сами обо всем позаботимся.
– Я против, – упрямо твердил Николай. – Мы все попадем в беду.
– А дети? – вмешалась Дейна. – Речь идет о жизни и смерти.
Днем Родерик снова приехал к Дейне.
– Я потолковал с приятелем. Он сказал, что с радостью заберет сирот в Париж, где они будут в безопасности. У него самого двое сыновей.
– Господи, неужели это правда! – охнула Дейна. – Не знаю, как вас благодарить!
В восемь вечера фургон с эмблемой Красного Креста подъехал к разрушенному дому. Водитель помигал фарами, и Дейна под покровом темноты начала устраивать детей.
Вскоре фургон уже направлялся к аэропорту Бутмир. Аэропорт был временно закрыт для всех, кроме самолетов Красного Креста, привозивших гуманитарную помощь и забиравших тяжелораненых. Эта поездка показалась Дейне самой длинной в жизни. Прошла целая вечность, прежде чем впереди показались огоньки.
– Мы почти на месте, – ободрила она детей. Кемаль судорожно стиснул ее руку.
– Все будет хорошо, – заверила Дейна. – О вас позаботятся.
Как же она будет скучать по Кемалю!
Охранник пропустил фургон, и тяжелая машина остановилась перед транспортным самолетом с красными крестами на крыльях и фюзеляже. Рядом стоял пилот.
– Скорее, – прошипел он Дейне. – Где вас носило? Мы задерживаем вылет уже на двадцать минут.
Девушка торопливо помогла детям забраться на борт. Последним шел Кемаль.
– Я еще увижу тебя? – пробормотал он. Губы мальчика тряслись.
– Обязательно, – шепнула в ответ Дейна, обнимая мальчика и бормоча про себя молитву. – Поднимайся скорее.
Дверь за ним захлопнулась, послышался рев двигателей, и самолет покатился по взлетной полосе.
Дейна и Манн не ушли до тех пор, пока огромная машина не взмыла в небо.
– Знаете, вы замечательная девушка, – неожиданно сказал водитель фургона. – Я никогда не…
Раздался визг тормозов, и все трое обернулись. Из машины выпрыгнул полковник Гордан Дивьяк и уставился в небо, где исчезала темная точка. Рядом стоял русский корреспондент Николай Петров.
– Вы арестованы, – объявил полковник. – Я предупреждал, что за шпионаж у нас одно наказание – расстрел.
– Полковник, если вы собираетесь судить меня за шпионаж…
Дивьяк, насмешливо подняв брови, тихо осведомился:
– А разве кто-то упоминал о суде?
Инаугурационные празднества, парады и церемония принесения присяги закончились, и Оливеру не терпелось приступить к своим обязанностям. Вашингтон, пожалуй, единственный город Америки, где все одержимы политикой, где все посвящено политике, где разговоры ведутся только о политике. Здесь сосредоточена мировая власть, и он, Оливер Рассел, – сердце и центр этой власти. Здесь, казалось, каждый так или иначе был связан с правительством. Пятнадцать тысяч лоббистов и более пяти тысяч представителей прессы паразитировали на сильных мира сего. Оливер Рассел припомнил ехидное высказывание Джона Кеннеди: «Вашингтон – город, в котором гармонично сочетаются деловитость южан и обаяние северян».